Несмотря на то, что Мане категорически отказался принять
участие в выставке на бульваре Капуцинок, а Моне, напротив, сделал все, чтобы
осуществить завет покойного Базиля о совместном выступлении тех, кто видел в
Мане учителя и «мэтра», отношения в группе нисколько не изменились.
Мане участвовал во всех дебатах тех, кого вскоре будут звать
импрессионистами, но убеждал, что перестать стучаться в двери Салона — это
будет капитуляция и трусость. Дега же считал, что в Мане говорит честолюбие, а
не разум, и главное — что реалистическое движение «есть, оно существует, оно
должно заявить о себе, у нас должен быть салон реалистов». В том же году
Дюран-Рюэль устраивает показ картин импрессионистов в Лондоне, где уже знали
работы Моне и Писсарро, не говоря об Уистлере.
Летом Мане работает вместе с Моне в Аржантейе, а в следующем
году его картина с видом Сены Аржантей встретит на Салоне резкую критику. И все
же его финансовое положение лучше, чем у Моне, которому отныне он будет часто
помогать. Тому отказывает в кредите даже продавец красок, а тем временем
Камилла, жена Клода, заболевает (она умрет в сентябре 1879 года).
Клод Моне.
Индюки. Замок Роттембур в Монжероне. 1877.
Париж, Музей д’Opce
У Моне не было раз и навсегда отработанных приемов
композиции — выстраиваемое им пространство всякий раз неповторимо-особенное.
Ракурс, точка обзора, степень глубины и охвата пространства не мешают
распределяться краскам так, словно их пронизывает единый пульс, подобный току
крови. Утонченность техники, которой владел Моне, проявляется в разнообразии
мазков и обилии хроматических нюансов при тональном единстве целого.
Эдуар Мане.
Молодая девушка в саду (Уголок сада в Бельвю). 1880.
Цюрих, Фонд Бюрде
Эволюция живописного почерка Мане при сравнении его ранних и
поздних работ весьма ощутима — не зря он на протяжении двух десятков лет так
много общался с кружком импрессионистов. Многие из его последних картин
написаны в легкой, внешне непринужденной манере, близкой живописи Клода Моне
или Берты Моризо. Для него на первый план все больше выходит не элегантность
формы, а та энергия и свежесть, которыми заряжена здесь масса зелени,
наполняющей сад.
